Член РПЦЗ(В) граф Д.Н.Ланжерон «Воспоминания о святителе Иоанне Шанхайском и Сан - Францисском, об иеромонахе Серафиме (Роузе)»
Послано: Admin 14 Дек, 2005 г. - 11:22
История РПЦЗ
|
ОТ РЕДАКЦИИ МИТ вместо эпиграфа – выступление в ЖЖ «зарубежников»:
«Приличные люди, с репутацией в Нью-Йоркском обществе, Русской Православной Церковью Заграницей (Лавра. – Прим. МИТ) уже брезгуют. Раньше, говорят, они просто дремучие, хоть и идейные были, а нынче вдруг, с места в карьер, в совецких потаскух превратились. Есть еще такие Русские люди, и немало – чуть завоняло, и до конца жизни от дома откажут, руки не подадут, а на балах, проходя мимо, будут смотреть в другую сторону».
http://www.livejournal.com/~rocornews/177415.html
+ + +
Помещаю мои воспоминания. Я уже их ставил в ЖЖ, но в Интернет поступили новые участники, и некоторые попросили меня написать, что помню.
Хочу добавить к мемуарам, что Господь меня сподобил общаться в РПЦЗ с митрополитом Анастасием, митрополитом Филаретом, с епископами Тихоном Сан-Францисским, Аверкием (духовным отцом моей жены), Саввой Эдмонтонским, Нектарием (Концевичем), а также с Леонтием Чилийским (мы в Перу построили церковь; я пел там в хоре и был секретарем приходского совета).
В Перу пришлось бороться за епископа Леонтия, и легально, и на выборах в приходе. Против него восстали священник и группа прихожан. Мы победили. В Сан-Франциско мы боролись за святителя Иоанна (Максимовича) Шанхайского и Сан-Францисского.
Теперь же, как и в те времена, идут клевета, гонения, суды против нашего любимого Блаженнейшаго Митрополита Виталия. Господь меня, недостойного, сподобляет и тут участвовать в защите.
Предлагаю ниже текст моего предисловия к книге отца Алексея Юнга (теперь он монах), духовного сына отца Серафима (Роуза), содержащей переписку его и мою с отцом Серафимом, переведенной с английского на русский язык. Мое предисловие в книге сокращено, а тут я привожу его полный текст.
+
Евгений Роуз родился в 1934 г. в семье американских протестантов. В Русскую православную Церковь Евгения, будущего отца Серафима, привлекла красота. То – что он сам позже назвал вкус православия.
Красота и страстный поиск истины. Вообще Евгений был человеком с философским складом ума. Помимо же мощного интеллекта и проницательного ума, способного выразить суть вещей в нескольких кратких словах, его сердце было наполнено любовью и состраданием. Его первая встреча с Христом была определена не умом, но импульсом веры, силой чистой и простой любви. Также он полюбил и Россию, русских людей и Русскую Зарубежную Православную Церковь, и в конце концов – святого царя-мученика Николая Второго. Он считал русских людей духовно более развитыми, более искренними и открытыми в отношениях с другими, чем американцы, и видел в русских особую склонность к религии и мистике.
Евгений учился в колледже Помона в штате Калифорния и в Калифорнийском университете в Беркли. Человек обширных знаний и широкой культуры, он обладал особыми способностями к иностранным языкам, свободно изъяснялся на французском и немецком, а позже изучил китайский и японский языки. Когда пришло время изучать русский и церковнославянский языки – это далось ему легко. Помимо языков Евгений изучал науки, особенно – естественные науки. Профессора выделяли его как необыкновенно одаренного студента.
Он любил музыку, особенно – Баха. Ему нравилась опера, он увлекался литературой, поэзией. Среди англоязычных писателей выделял Диккенса. Очень любил природу и животных. Сложен был как атлет, любил занятия спортом в колледже. Был мастер на все руки – мог и автомобиль починить, и квартиру отремонтировать, и дом построить.
Он быстро разочаровался в суете современной жизни, ее жестком материализме и в единственно известном ему христианстве – протестантстве и католичестве, которые, по его мнению, утратили духовный стержень. Для него было очевидно, что злоупотребление наукой и современными технологиями неуклонно разрушают естественную ткань бытия. Обратившись в поиске истины к Востоку, он принялся за изучение китайской культуры и религий, среди которых были Тао, Буддизм, Дзен-Буддизм и гедонические учения Алана Вотса, бывшего епископального священника, отошедшего от христианства и принявшего буддизм.
Вскоре Евгений разочаровался и в восточных религиях, не найдя в них искомой глубины. Он начал склоняться к атеизму, культу чувственности и прямого отрицания Бога, а еще позже вплотную приблизился к полному скептицизму. Это ужасное состояние сомневающегося во всем ума, хорошо описанное у отца Павла Флоренского в классическом труде "Столп и Утверждение Истины", через некоторое время привело его на грань безумия и саморазрушения.
Но свершилось чудо. Однажды Евгений зашел на ночную службу в русском православном соборе Всех Скорбящих Радосте в Сан-Франциско. Это был день, когда празднуется Пасха, русская Пасха, переполненная духовным ликованием и радостью. Там Евгений испытал чувство, похожее на то, как если бы он вдруг оказался во времени первых апостолов, чувство, пропитанное духом первых христиан. Он был ошеломлен красотой богослужения, всем услышанным и увиденным в тот день. Он почувствовал, что после долгих лет скитаний наконец нашел свой дом. То, что он испытывал, было не похоже ни на интеллектуальное, ни на эстетическое наслаждение, но, скорее, являлось глубоким экзистенциальным переживанием. Все внутри него загорелось огнем глубокого духовного чувства, не минутного вдохновения, а нерушимой устремленности идти по этому новому пути несмотря ни на что, и этот огонь горел в нем всю жизнь. С тех пор он все глубже погружался в Православное христианство, а стиль его жизни постепенно менялся, и из мирского человека Евгений превращался в аскета.
Я познакомился с ним в Сан-Франциско как раз в это время. Евгений сразу же стал одним из самых близких моих друзей. Я никогда не смогу забыть взгляд его добрых и проницательных глаз и его улыбку, его трезвомыслие и самообладание, его собранность и естественное благородство. Большая внутренняя сила сочеталась в нем с застенчивостью. В то время он не знал никого из молодой православной интеллигенции, и я представил его своим друзьям. Встречались мы довольно часто. Я ему читал, и переводил русскую классическую духовную литературу. Мы много беседовали...
Когда Евгений принимал Православие в 1962 году, он попросил меня стать его крестным отцом, а живущую со мной в то время маму – быть его крестной матерью. Евгений старался не пропускать служб в Храме Всех Скорбящих Радости. Довольно скоро он уже мог петь в церковном хоре и читать на старославянском языке практически безупречно.
Но основное влияние, сказавшееся на быстроте, с которой Евгений принял православие и утвердился в нем, оказал на него архиепископ Иоанн (Максимович), известный сегодня как Святой Иоанн Шанхайский. Посланный в Сан-Франциско с миссией возведения там нового храма, архиепископ Иоанн был подвижник. Он никогда не спал в постели, и если его не было в церкви, значит, он посещал больных, нуждающихся, людей, находящихся в беде или в тюремном заключении. По его молитвам свершались многие чудеса. Он исцелял людей. Даже в случае отсутствия технической связи, когда больные или нуждающиеся не могли попросить его о помощи по телефону и лишь допускали надежду о его заступничестве в свое сердце, он вдруг являлся, как будто бы слышал о случившейся с ними беде, и приносил с собой помощь и исцеление. Во многих случаях исцеление приходило к имеющим самые мрачные медицинские прогнозы.
Святитель Иоанн излучал любовь и духовную благодать. Многие из знающих его лично, из тех, кому он помог и кого любил, от всей души любили его в ответ. Их привязанность к подвижнику архиепископу была очень велика. Он имел дар прозорливости. Мог предотвратить самоубийство одним телефонным звонком, произнеся лишь короткое: «Не делай этого!» Во время служения в Китае, когда шла Вторая мировая война, тысячи людей были спасены от депортации и смерти благодаря его усилиям по отправлению их в Соединенные Штаты Америки. До сегодняшнего дня он любим многими сиротами, обязанными ему своим спасением.
Иоанн был маленького роста, одевался в старый поношенный подрясник, горбился. Имел некоторый дефект речи. Однажды, во время перестрелки между японскими и китайскими солдатами в Шанхае во время японско-китайской войны, он собрался проведать православную церковь в зоне военных действий. Будучи предупрежден, что подвергает себя смертельной опасности, и не обращая никакого внимания на подобные предупреждения, святитель Иоанн отправился через военную зону. Там, где он проходил – перестрелка прекращалась. То же самое было и на обратном пути. Когда он проходил мимо японских постов – солдаты отдавали ему честь, пораженные случившимся. Они говорили, что Бог помогает ему.
Письменные труды и проповеди архиепископа Иоанна отличались емкостью и простотой, разъясняя самые сложные вещи. Благодать и дар любви этого человека направили Евгения Роуза по стопам новой жизни.
В шестидесятых годах прошлого века началось время культурного и религиозного возрождения в кругах проживающей в Сан-Франциско русской эмиграции, обогатившейся присутствием многих выдающихся личностей, среди которых были священнослужители, музыканты, художники и писатели. Ядром этого созвездия являлись святитель Иоанн и несколько замечательных епископов, сохранившими связь с духовным наследием предреволюционной России. Это было настоящим счастьем – оказаться там в те времена!
Святитель Иоанн издавал свой епархиальный листок («Церковный Благовестник») и благословил меня стать его первым издателем. Вторым издателем стал Евгений Роуз, и в первых же опубликованных им статьях обнаружился его незаурядный литературный талант и присущий ему особый стиль, доносящий его слово до самого сердца читателя. Специально для Евгения были организованы святителем Иоанном Шанхайским богословские курсы, прекратившие свое существование как только Евгений их закончил.
Мои друзья братья Заварины начали проводить у себя дома собрания так называемых «умолюбцев», имеющих философскую, а также религиозную и литературную направленность. Евгений туда приходил и делился своими мыслями. Эти собрания так же посещались талантливым и известным богословом, автором книги «Оптина Пустынь и ее время», профессором Иваном Концевичем, братом архиепископа Нектария. Так же приходили профессора из близлежащего университета Беркли. Иногда дискуссии растягивались далеко за полночь. Говорили о Гегеле, Канте, Достоевском, профессоре Иване Ильине, о границах между наукой и религией.
(Окончание на следующей стр. 2)
|
|
| |
|
