Канонир белого бронепоезда В.Ляпунов “В Северо-западной армии генерала Юденича”
Послано: Admin 21 Окт, 2007 г. - 21:30
Белое Дело
|
Деникинско-Врангелевская и Колчаковская армии состояли из десятков, если не из сотен тысяч штыков. Гражданская война на Юге и на Востоке продолжалась 3-4 года. Были такие громкие события, как Ледяной поход, разгром кавалерии Жлобы, Перекоп, Каховка, Орел, захват казны в Казани, многоверстное отступление по Сибири, дальневосточная экзотика. А у нас на Северо-западе борьба длилась всего 15 месяцев, территория -- всего-навсего кусок Петербургской губернии с добавкой частей Эстонии и Псковщины. Число участников -- микроскопическое. Ярких событий -- лихой набег Балаховича на Гдов, майское наступление 1919 года, осеннее наступление на Петроград и только.
(Примечание МИТ: Автор весьма скромен в оценке значительности Северо-западной белой армии, едва не взявшей красный Петроград – столицу Российской Империи. Кроме того, именно из этих боевых кадров формировал свою белую Северо-Западную Псковскую МОНАРХИЧЕСКУЮ армию самый знаменитый российский воин-монархист генерал граф Ф.А.Келлер, удостоившийся на сие благословения Святейшего Патриарха-Исповедника Тихона.)
Государь Император Николай Второй со своей Августейшей Семьей, очевидно, на Бородинских торжествах: картина современного московского художника Павла Рыженко
Остальное -- мелкие стычки, мелкие наступления и отступления, обычные военные будни. О чем же писать? Геройства было много, а эффективных результатов мало. В момент своего апогея, в момент геройского (безумно геройского, сказал бы я) наступления на Питер на фронте было всего 17 тысяч человек (см. воспоминания ген. Родзянко). Наступление провалилось. Армия была приперта к эстонской границе. Тиф ее доконал. Сколько перемерло тогда северо-западников? Сколько бывших красноармейцев, великолепно сражавшихся на стороне белых, после развала армии пошло “домой” на восток?
Я плохой рассказчик об армии Юденича. Я был в ней пять последних месяцев (из общего числа 15). Если бы я знал, что через 45 лет мне придется писать статьи об армии, то я поступил бы, вероятно, в первую Псковскую батарею, где было много моих знакомых гимназистов или в какой-нибудь из изобилующих псковскими гимназистами и реалистами пехотных полков (Талабский, Георгиевский и другие). Там я набрал бы, конечно, гораздо больше впечатлений и материалов для воспоминаний. Но подвернулся бронепоезд, где тоже было несколько гимназистов, даже кое-кто из моих одноклассников, и 4 сентября 1919 года я стал канониром (т.е. Рядовым) “из вольноопределяющихся” бронепоезда “Псковитянин”, а через несколько дней, со всей командой был переведен на “Талабчанин”, ибо “Псковитянин” был передан шведским добровольцам, приехавшим изучать войну: ведь Швеция не воевала больше ста лет! Бронепоезд -- род оружия, пользовавшийся во время Гражданской войны большим уважением, вещь достаточно нелепая. Крайне уязвимый: противник ведь знает, где проходит железная дорога, а дальше -- бей по дымку паровоза.
При отступлении достаточно двух-трех смелых диверсантов, взорвавших в тылу самый незначительный мостик, и бронепоезд попадает в критическое положение. При наступлении пехота уходит вперед на десяток-другой километров, а бронепоезд оказывается в глубоком тылу: противник сжег мосты при отступлении, и когда еще их починит ремонтный поезд? Из-за этого мы, например, были лишены возможности принять участие в наступлении на Питер: большой мост через реку Лугу в Ямбурге был уничтожен отступавшими красными, и на нашем Гдово-Псковском направлении мы пребывали три самые решающие недели в полном бездействии.
Только в ноябре [1919 года], когда мост в Ямбурге был восстановлен, мы попали на Петроградский фронт, но отступление уже было в полном разгаре. Доехали мы только до Ваймарна -- вторая станция восточнее Ямбурга. Здесь нам всыпали (два прямых попадания в жилые вагоны. Четверо убитых, один тяжело раненый, несколько более или менее легко контуженых), и мы вернулись на Гдовский фронт. А дальше шестинедельные бои под Нарвой -- “эстонским Верденом”. Война стала позиционной, по воспоминаниям старых служак, похожей на 1916 год. Пехота зарылась в холодные окопы (декабрь был довольно студеный). Масса артиллерии, бьющей с обоих сторон. Бронепоезда по очереди дежурили по ночам на передовой линии, а днем уходили в тыл, ибо все поле битвы было пристреляно красными батареями.
В ночь на Николу (17-18 декабря) мы сцепились с красным бронепоездом. Били друг в друга с расстояния 600 шагов -- они нас картечью, а мы их 45-линейными гранатами. Съезжались, разъезжались и снова съезжались. Говорят, мы разбили их паровоз, и их “Стенька Разин” или “Чуркин” не мог удрать. У нас был один смертельно раненый, мой одноклассник.
Вот, пожалуй, и все существенное, что я могу рассказать о Северо-западной армии по личным воспоминаниям. Правда, был еще первый (для меня) период -- сентябрь 1919 года. Оторвавшись от противника после отступления от Пскова, белые посылали разведки, чтобы отыскать потерянного врага. Весь сентябрь прошел в том, что команда бронепоезда, включая кашеваров и каптенармуса, делала “набеги”. Подходили к деревне, после жаркой перестрелки обращали красных в бегство, а потом возвращались домой, а красные снова занимали деревню. (Кстати, в одном из таких набегов принимал участие сам ген. Родзянко со всем своим штабом).
Впрочем, на этот раз дело, кажется, обошлось без перестрелки. Было много интересных моментов: нарывались иногда на крупные красные силы, приходилось “благородно ретироваться” (т.е. удирать сломя голову) под пулеметами и т.д. Но и тут я не рассказчик: в первой же стычке -- через пять дней после поступления в армию -- я был легко ранен пулей (крупной дробиной?) в грудь. Поезда я не покинул, но на положении больного в набеги не ходил и переживал их как зритель. Только 10 октября, считая себя выздоровевшим, я ходил в глубокий набег на четвертый разъезд. Красных выбили (у нашей пехоты один убитый, у красных -- три), прошли еще вперед вдогонку верст десять лесом, а потом вернулись домой.
Весь поход туда и обратно был верст 45, которые я почти полностью проделал босиком (сапоги невыносимо терли). Голой пяткой продавливал ледок на лужах, шел по покрытой инеем гати (ужасная дрянь эта гать: круглые палки, настеленные по болоту. Для босой ноги отвратительна и при теплой погоде!). Ноги потом два-три дня были ниже всякой критики. Но сейчас эта “прогулка” вспоминается с большим удовольствием: уж больно красив был при полной луне лес Сороковой бор, получивший свое название за свой размер: в длину его считали на сорок верст!
Мы не знали тогда, что наш набег на правом фланге армии имел значение важной демонстрации: в тот же день левый фланг начал решительное наступление на Петроград.
Остальное вспоминается, как что-то малозначительное. Было несколько артиллерийских дуэлей, оканчивавшихся обычно с результатом в нашу пользу. Одна из них (в середине сентября, когда я впервые попал под артиллерийский огонь) даже с блестящим результатом: сбили с позиции красную батарею, потерявшую, как позже выяснилось, семерых убитыми.
При отступлении от Гдова несколько раз попадали под пулеметный огонь с левого бока, и сами отстреливались из пулеметов. Как-то огнем с трех бронепоездов по опушке леса отгоняли (и отогнали) красных, почти окруживших нашу отступающую дивизию (четвертую, кажется), которая, выйдя из лесу, продефилировала мимо нас и т.д.
Три раза мы переживали крушения. Одно серьезное, с человеческими жертвами, а два мелких, но крайне зловредных: во время довольно поспешного отступления сходили с рельсов и этим сами себе отрезали путь в тыл! Но это относится скорее к “железнодорожным” воспоминаниям, чем к военным.
Несмотря на обусловленную самим характером боевой деятельности бронепоезда сравнительную (хотя бы сравнительно с пехотой) безопасность, потери у нас ранеными, убитыми и пленными были довольно велики. По моим приблизительным подсчетам, около 25-ти процентов за четыре месяца (пятый месяц боев не было из-за перемирия, заключенного нашими союзниками-эстонцами с большевиками). Интересно отметить: пленными мы потеряли троих добровольцев (двоих в разведке, третьего в тылу во время глубокого рейда отряда красной кавалерии в наш тыл) и, как потом стало известно, все трое уцелели. Вообще, мне кажется, что на нашем фронте борьба шла много гуманнее, чем на других.
Хочется сказать несколько слов о последних днях армии. Конечно, под Питером белые были разбиты. На них навалилась сила, в несколько раз превосходившая их. Обычно в таких случаях начинается паника, развал. И вот в Ямбурге дня за два до его занятия красными мне случилось встретиться с частью, сильно потрепанной где-то под Павловском или Гатчиной. Кажется, она называлась десантным полком. Среди моих спутников с нашего бронепоезда оказались друзья-приятели этих десантников. Пошли разговоры. Десантники не помнили своего разгрома.
В их рассказах, серых солдат, был какой-то восторг, экстаз.
-- Мы были у самой Нарвской заставы! Мы видели Исаакия как на ладони! А как мы задали красным у Пулкова...
На вопрос, где такой-то и такой, ответы: “убит”, “пропал без вести”, “тяжело ранен”, -- звучали почти радостно. Это, мол, все мелочь, “а вот как мы брали Царское Село”!
Великолепный дух армии не пострадал от поражения и отступления и сохранился до конца. Недаром легендарный Талабский полк, отрезанный от своих, легко и бодро пробился с боем через занятый уже большевиками Ямбург. Недаром он же, уже в декабре, захватил красную шестидюймовую батарею под Нарвой (кто-то назвал этот подвиг лебединой песнью Северо-западной армии). Да и мы, отступая от Гдова к Нарве, не сожгли ни одного моста, не разбили ни одной железнодорожной водокачки. Зачем жечь? Наступление сорвалось, зиму отсидимся в Нарве, а весной ударим снова. Мосты и водокачки понадобятся нам самим. Пусть тогда красные их жгут!
Белый офицер благоговейно прикладывается к своим былым Лейб-Гвардейским погонам Императорской русской армии и платку, вышитому Святой Царицей-Мученицей Александрой Феодоровной: фрагмент картины современного московского художника Павла Рыженко
(Источник живописи: http://www.nikita-bywalino.ru/pavelrfoto.htm)
Армию погубил не военный разгром, а тиф, во время которого трупы, едва прикрытые брезентом, отвозились через город на грузовиках на кладбище и там складывались в штабеля. А до тифа губили эстонцы, желавшие поскорее заключить мир с Москвой и разоружавшие белые части, переходившие на их территорию.
(Источник текста: http://www.metanthonymemorial.org/VernostNo94.html)
|
|
| |
|
