В.Черкасов-Георгиевский «РАЕВСКИЕ: знакомые мне врангелевский капитан-пушкинист и ученый-фармаколог, а так же воины Вермахта, Русского Корпуса и другие»
Послано: Admin 12 Ноя, 2009 г. - 13:51
Белое Дело
|
В 2005 году я был в издательстве «Вагриус» редактором рукописи для тома воспоминаний С.П.Раевского, умершего в 2004 году в Москве возрасте 94-х лет, бывшего лабораторного сотрудника ученого-священника Павла Флоренского, собеседника писателя М.А.Булгакова по самодеятельным театральным делам, зэка ГУЛага. Причем, сидел Сергей Петрович в конце 1930-х там же, где тогда и мой отец – на Воркуте, и даже рядом с «жутким кирпичным заводом», на котором был мой батюшка под расстрелом. Мемуары Сергея Петровича называются «Пять веков Раевских», там прослеживается их древняя судьба, идущая в родстве с царями Иваном Грозным и Петром Великим, в какой для современников самый знаменитый -- генерал Н.Н.Раевский, герой Отечественной войны 1812 года.
Москва, апрель 2009 года, в квартире Раевских на Кутузовском проспекте. Кирилл Сергеевич Раевский (на снимке слева) и В.Г.Черкасов-Георгиевский
Работа над рукописью шла в близком сотрудничестве с сыном С.П.Раевского – Кириллом Сергеевичем, видным ученым-фармакологом, доктором медицинских наук, профессором, членом-корреспондентом Российской академии медицинских наук (РАМН), которому теперь 78 лет. Мы стали дружны с ним и с его супругой, врачом по профессии, Маргаритой Дмитриевной, нередко встречаемся до сих пор. Кирилл Сергеевич сын и урожденной княжны Е.Ю.Урусовой, 23-летней расстрелянной в 1937 году. К.С.Раевский в НИИ фармакологии РАМН возглавлял Лабораторию нейрохимической фармакологии, исследовавшую действия нейропсихотропных веществ, со времени ее создания в 1976 году. Уйдя в 2005 году с этого поста по состоянию здоровья, он остался ее научным консультантом. Сын Кирилла Сергеевича Дмитрий был в СССР кандидатом физико-математических наук, уехал в 1990-е в США, где начал новую научную карьеру в Математическом институте Нью-Йоркского университета. У Дмитрия Кирилловича два сына, старший из которых уже получил в Канаде степень бакалавра.
Герб «Лебедь» дворянского рода Раевских
(Описание: В щите, имеющем красное поле, изображен серебряный лебедь, стоящий на траве и обращенный в левую сторону. Щит увенчан обыкновенным дворянским шлемом с дворянской на нем короной, на поверхности которой виден лебедь. Намет на щите красный, подложенный серебром. Намёт (фр. les lambrequins) — геральдическое украшение от крестовых походов. Уже во Втором походе, когда появились первые шлемы-топфхельмы, рыцари, чтобы шлем не раскалялся от солнца, покрывали его вершину куском материи, которая в походе и сражениях превращалась в причудливые лоскутья. В геральдике намёт получил изящный, узорчатый вид. Если щит герба увенчан шлемом, то последний почти всегда имеет намёт, состоящий из двух узорных украшений, обыкновенно в виде листьев, соединённых между собой и выходящих из-за шлема и вьющихся по боковым сторонам щита.)
Однако в «пять веков» Раевских я погрузился гораздо раньше – в 1984 году, когда журналистом встречался в Алма-Ате с бывшим белым капитаном, воевавшим в Дроздовском артиллерийском дивизионе, потом -- галлиполийцем, затем -- ученым-биологом Пражского Карлова университета, позднее -- зэком ГУЛага и в конце концов -- знаменитым в СССР пушкинистом Николаем Алексеевичем Раевским. См. фотографии и справку о сем на МИТ «Дроздовец и пушкинист Н.А.Раевский».
Я опубликовал об этом Раевском после нашей алма-атинской встречи с ним в журнале «Смена» очерк “Портрет старинного портретиста”, который потом вошел в мою книгу «Путешествия. Рассказы о писателях России» (М., Современник, 1987). Теперь, когда опубликованы мемуары Николая Алексеевича о его службе в Белой армии (“1918”, “Добровольцы”), о пребывании в заграничном врангелевском военном лагере Галлиполи ("Дневник галлиполийца"), о годах заключения в ГУЛаге ("Возвращение"), лицо, лик этого человека исторически окончательно отчеканен. И ныне стоит сказать о нем еще, и показать на его воспоминаниях, каким в своем «фундаменте» был невысокий, худощавый, лощеный и в то же время выдубленный за свою благородную, военную, эмигрантскую, лагерную, совковую 94-летнюю (точно как у его московского родича!) жизнь белогвардеец, ученый, писатель Н.А.Раевский.
Публикуемые на МИТ сегодня отрывки из его документальной повести «Добровольцы», рассказывающие о Русской Армии генерала барона П.Н.Врангеля, мемуаров «Возвращение» о ГУЛаге сами за себя скажут, см. Бывший белый капитан-дроздовец Н.Раевский «Добровольцы», «Возвращение» -- фрагменты мемуаров о Врангелевской армии и ГУЛаге. А мне, которому никогда не забыть наши разговоры с Николаем Алексеевичем, важно вспомнить в таком Белом обрамлении и сплетни, которые плели вокруг его жизни совковые наши современники. Говорю о московской литераторской среде, где про нестарую супругу Раевского Надежду поливали, что вот обязательно она «приставлена к нему из КГБ». Но ведь именно благодаря ей, вдове и увидели свет белогвардейско-зэковские мемуары Раевского. Стала бы «майорша» (как не ниже присваивали ей гебешный чин сами, похоже, вытоптавшие гебешные предбанники эти «знатоки») публиковать эдакое «антисоветское наследие»?
Однако надо откровенно сказать теперь и об облике капитана Раевского как белого офицера, представителя старинного русского рода. Еще в 1984 году меня насторожило, что ничего «святого» не говорит он о государях русских, о православии. А когда стал я допытываться о вере в Бога, то отвечал деликатный Николай Алексеевич смущенно:
-- Она у меня, если и есть, то ближе к пантеизму…
Пантеизм это учение, обожествляющее Вселенную, природу, что и вытекало из склада ума Николая Алексеевича как биолога.
В мемуарах же имеется твердое заявление Раевского, что он не монархист, а «непредрешенец», и неверующий в Бога аж с 15-летнего возраста... Стоит обратить внимание и на то, что один из хорошо изучивших его однолагерников, отмечает, что Николай Алексеевич «прежде всего европеец». Можно убедиться, что даже такой офицер, прошедший Великую войну и гражданскую -- среди «самых монархичных» дроздовцев, -- типичен для общей массы Белых нелюбовью к Вере и Царю, а как «европеец» -- не шибко трепетный и к Отечеству. Об этой-то в лучшем случае «небрежности» к Вере Православной у белых офицеров, выходит, честно написал в своих мемуарах врангелевский архиерей Вениамин (Федченков), какой не случайно потом уехал в СССР.
Младший офицер 2-й батареи 3-го Дроздовского стрелкового артиллерийского дивизиона капитан Н.А.Раевский в эмиграции
Все так, но и драгоценен для нас, живущих в XXI веке, этот утонченный человек самой изящной огранки портретиста дней давно минувших. Как интеллигент (ругательное слово для православных ревнителей) Николай Алексеевич созвучен академику Д.С.Лихачеву, ни за что не растерявшему свой «культурный капитал» в Соловецких лагерях. Глядя на таких людей, на их жизнь, бои, испытания, мы в России только и можем понять, отчего же сокрушилась наша великая Русская Православная Империя, потеряв свою элиту в крови и в самом жалком положении.
+ + +
Однако не таковы все более или менее современные нам Раевские. Вот что известно о прямых потомках героя войны 1812 года генерала Н.Н.Раевского. Из ближних к нам -- его внучатный племянник Сергей Михайлович Раевский, который родился в Петергофе в 1910 году. Он был сыном полковника Лейб-Гвардии Гусарского полка, флигель-адъютанта Его Императорского Величества Михаила Михайловича (Мулля) Раевского и эмигрировал вместе со своими родителями. Женат Сергей Михайлович был на Алле Ивановне Савельевой из младшей ветви рода князей Гагариных. На Второй мировой войне С.М.Раевский воевал в Вермахте и погиб в Старой Руссе Ленинградской области в 1943 году. Его сын Жорж, родившийся в 1940 году во Франции, был знакомым К.С.Раевского, отцовские мемуары которого я редактировал. Он бывал в семье Кирилла Сергеевича, приезжая в Москву. Георгий Сергеевич Раевский являлся последним прямым потомком генерала Раевского, чья батарея при Бородине геройски вошла в анналы, потому что не имел детей. И, о трагичность, он утонул в 2007 году при обычном купании.
Известна в кругах Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ) живущая в Швейцарии Екатерина Александровна Раевская. Она часто выступала в интернете в начале 2000-х годов, когда решалась судьба РПЦЗ насчет ее слияния с анафемской Московской патриархией, отстаивала чистоту риз Русского Зарубежья. И судя по публикуемым ниже фрагментам из ее статьи о своем отце, обер-лейтенанте Русского Корпуса, воевавшего против СССР, Екатерина Александровна не «слилась» с осовеченной МП. Потому столь вкусно и звонко, монархически, истинно-православно звучат воспоминания Е.А.Раевской.
+
ИЗ МЕМУАРА Е.А.РАЕВСКОЙ «АЛЕКСАНДР РАЕВСКИЙ -- АДЪЮТАНТ КОМАНДИРА РУССКОГО КОРПУСА»
В этом году исполнилось 100 лет со дня рождения моего отца, белого воина Александра Андреевича Раевского. Пусть эти строки будут венком на его могилу. Родился он 3 февраля 1907 года в Петербурге. С момента, когда началась Великая Война 1914 года, ему мало приходилось общаться со своим отцом, находившимся в Царской Ставке, в Могилеве. Александр Раевский очень гордился тем, что его отец (как и мой дед по матери) отказался присягнуть Временному Правительству. Хотя еще ребенком, в Гражданскую войну, он отца потерял, тот успел ему внушить понятия верности Царю и России, достоинства, благородства и – неотъемлемой от настоящего барства – скромности. А в особенности -- понятие долга перед родиной, которой ему предстояло служить.
В 1920 году, вместе со своей матерью и новорожденным братом, он оказался в Константинополе, а после все они попали в Югославию. Но случилось так, что друг моего деда, барон (не граф) Пален, который находился в немецком городе Потсдаме, где он был профессором астрономии, предложил моей бабушке помощь. Они переехали в Потсдам и мой отец закончил там привилегированную гимназию, в которой кроме отпрысков немецкого дворянства учились так же и два внука Кайзера. Закончив это учебное заведение, он стал постоянно бывать в различных имениях, на балах и приемах. Однако это вовсе не понравилось его матери, которая хорошо понимала, что ему надо готовиться к совсем иной жизни: идейной жизни русского политического эмигранта. А не вращаться в среде обеспеченной иностранной знати.
Она тогда отправила своего старшего сына Александра в Белград, а сама устроилась работать в санаторию, где уже давно находился её младший, слабый здоровьем, сын. С той, которая потом стала моей матерью, мой отец дружил с раннего детства. В 1931 году они поженились, а затем долгие годы отец работал секретарем в американском посольстве. Около 1939 года он поступил секретарем в посольство чилийское, где и оставался до начала войны. И пребывание в Потсдаме, и работа в посольствах дали ему опыт, который так пригодился в 1945 году, во время жизненно важных для нескольких тысяч русских антикоммунистов переговоров…
Во время войны однажды один немецкий майор позволил себе оскорбить честь русского офицерства, заявив, что, мол, нужно научить чинов Русского Корпуса офицерской чести, долгу и дисциплине! Учитывая, что Русский Корпус состоял на 60 процентов из офицеров Русской Императорской Армии (многие из которых пошли в строй рядовыми), нетрудно себе представить, какое негодование вызвали эти слова…Командование Русского Корпуса не могло не реагировать на такое оскорбление и решило вызвать хама на дуэль, если он не соизволит извиниться. Выбор командования – кому вызывать оскорбителя на дуэль и защитить таким образом честь Русского Корпуса – пал на моего отца. Помню состояние волнения моей мамы: хотя мне никто об этом не говорил, я все же как-то узнала о происходящем. Слава Богу, немец принёс извинения и обошлось без дуэли.
Помню как мы с матерью провожали отца до ворот казармы, куда велено было являться добровольцам Русского Корпуса. Как холодно на душе и как страшно было нам в этот момент расставания с ним! Мне, девочке, запомнились какие-то странные формы и шлемы с белыми крестами на них… Поначалу мой отец попал в 1-й полк, укомплектованный из казаков. Помню как эту часть увозили в товарных вагонах из Белграда; как казаки разводили костры на перроне, плясали вокруг них и пели лихие песни. Вскоре мой отец стал адъютантом командира полка, генерала Зборовского, а со временем был переведен в штаб Русского Корпуса в Белград…
Особенно ярко запомнился тот день, когда, узнав, что 1-й полк Русского Корпуса расположился в не особенно опасном месте, мы решили поехать навестить отца. Врезалась в память команда на вечернюю молитву. Как белые бойцы стояли торжественным строем, когда раздалось: «На молитву шапки долой!» А затем стройное пение среди вечерней тишины: «Спаси, Господи, люди Твоя…»…
Когда стала формироваться Русская Освободительная Армия генерала А.А.Власова, штаб Русского Корпуса решил в нее включиться. Его части под командованием генерала Штейфона сражались уже не только с титовскими партизанами (главным образом в Боснии), но и против регулярных частей Советской армии. Для переговоров с генералом Власовым дважды высылалась делегации. Мой отец участвовал в обеих. Но практически соединение не успело осуществиться. Война заканчивалась. Русскому Корпусу пришлось пробиваться к англичанам. Настал решительный момент в судьбе всех его чинов. Грозила выдача Советам на верную смерть.
Вместе с двумя другими офицерами моему отцу выпала доля отправиться на машине к британцам для переговоров о сдаче в плен Русского Корпуса. Тут-то ему весьма пригодилось всё то, чему он научился в прошлом: как блестящее знание языков, так и приобретенное былой службой в посольствах умение не только обходиться с людьми, но и вести сложные переговоры. Это было настоящим боевым заданием. Предстояло объяснить англичанам, что Русский Корпус сражался исключительно против коммунистов, что он продолжал Белую Борьбу против большевицкой тирании в России, и напомнить им, что они в прошлых двух войнах были нашими союзниками. Задание не из легких. Но убедить британцев смогли. Да так удачно, что Русский Корпус был фактически интернирован на самых льготных условиях, мало походивших на настоящий плен.
Главное же -- формирование генерала Штейфона смогло избежать выдачи в лапы советчиков на расправу, как это случилось с казачьими частями генерала Краснова в Лиенце -- не так далеко от расположения Русского Корпуса. Один из спасшихся от выдачи казаков появился в Мюнхене и стал уверять, что Русский Корпус был тоже выдан Советам. Но моя мать, не теряя надежду, пробралась в Австрию, узнала о расположении Русского Корпуса и, встретив отца, пыталась убедить, чтобы он ехал к нам в Мюнхен, где мы очутились к концу войны. Однако он наотрез отказался, считая своим долгом оставаться там, пока англичане не отпустят всех чинов до последнего. Ведь все контакты и переговоры велись именно через него.
В приказе по Русскому Корпусу №124 от 13 октября 1945 года его новый командир, полковник Рогожин отметил:
«При отходе Корпуса а Германию, 7 мая с. г. на должность Адъютанта и офицера–переводчика мною был назначен 1-го Казачьего генерала Зборовского полка обер-лейтенант Раевский Александр. Назначение названного офицера совпало с самым тяжелым и ответственным моментом в моих переговорах с английскими и германскими властями, результаты которых могли каждую минуту решить судьбу Корпуса. Обер-лейтенант Раевский в самые ответственные моменты моих переговоров неизменно проявлял отличные знания и необычайную осторожность, которые постоянно приводили к благоприятным для Корпуса результатам. В своих сношениях с иностранными офицерами обер-лейтенант Раевский руководился исключительно интересами службы и любовью к своим товарищам по оружию, а также пониманием той ответственности, которую возлагала на него занимаемая им должность. С присущим ему тактом, отличной осторожностью и чуткостью, обер-лейтенант Раевский всегда умел внушить своим собеседникам – иностранным офицерам – симпатии и теплое чувство к Корпусу и его чинам. Рапортом от 12.10 с. г. обер-лейтенант Раевский попросил моего разрешения отбыть в г.Мюнхен на соединение со своей семьей. От лица службы и себя лично благодарю обер-лейтенанта Раевского за понесенные труды и примерное исполнение им своих обязанностей и желаю ему благополучия в его новой жизни»…
Чтобы полнее обрисовать облик моего отца, скончавшегося в 1969 году в Аргентине 62-х лет от роду, добавлю, что сперва немцы, а потом и англичане пытались завербовать его в их разведки. Оба раза он категорически отказался. Он так же никогда и нигде не хотел брать иностранного гражданства, хотя и имел на это право. Александр Раевский умер подданным Царя-Мученика Николай Второго и гражданином Российской Империи.
(Источник: газета «Наша страна» №2826, 18 августа 2007)
Cм. также Бывший белый капитан-дроздовец Н.Раевский «Добровольцы», «Возвращение» -- фрагменты мемуаров о Врангелевской армии и ГУЛаге
|
|
| |
|
