Монархический журнал “Двуглавый Орелъ”, Десятый выпускъ, 15(28) iюня 1921г.: Рейхенгальский Монархический Съезд – А.К. “О ЗАДАЧАХЪ СЪЕЗДА”
Послано: Admin 14 Мар, 2008 г. - 12:49
Двуглавый Орелъ
|
Предыдущие публикации Десятого выпуска: СОДЕРЖАНИЕ на отсканированной обложке журнала. Рейхенгальский Монархический Съезд -- “ПЕРЕДОВАЯ статья”., а также Рейхенгальский Монархический Съезд -- “РЕЧЬ Н.Е.МАРКОВА 2-го ПРИ ОТКРЫТIИ СЪЕЗДА”., а также Рейхенгальский Монархический Съезд -- АЛЕКСЕЕВЪ “ВПЕЧАТЛЕНIЯ НА СЪЕЗДЕ”.
+ + +
О задачахъ съезда.
Прошло почти четыре года съ того роковаго для русскаго народа дня, когда вследствiи бунтовщическаго выступленiя кучки враговъ Россiи и ослепленныхъ ими, потерявшихь разсудокъ, забывшихъ присягу русскихъ людей, Россiйская Имперiя лишилась своего Верховнаго Главы, когда обезумевшiй русскiй народъ собственными руками разрушилъ тотъ исторически сложившiйся государственный строй, при которомъ росло и крепло въ теченiи вековъ Россiйское Государство. Вь эти страшные дни немногочисленные русскiе люди, сохранившiе верность монархическимъ принципамъ и уже тогда сознавшiе, что падение монархiи неизбежно повлечетъ за собой и гибель Россiи, были объявлены врагами народа, и во время мнимаго торжества прициповъ свободы, равенства и братства подвергались беззаконнымъ насилиямъ и преследованiямъ. Въ теченiи минуших четытырехъ летъ все политическiе партiи, левее монархистовъ стоящiя (к-д., с.-р., с-д. меньшевики и наконецъ коммунисты) последовательно стояли во главе управленiя страной и имели возможность не на словахь, а на деле доказать пригодность и спасительность для Россiи демократическихъ принциповъ, изложивъ ихъ в программахъ. И въ результате вместо обещаннаго величiя, земнаго рая, прогресса, торжества свободы и справедливости — позоръ, небывалая разруха, отпаденiе богатейшихъ окраинъ, разрушенiе всякой культуры, промышленности, сельскаго хозяйства, путей сообщенiя, расхищенiе государственныхъ богатствъ, народная нищета, голодъ, повальныя болезни, безнаказанныя насилiя и грабежи, полнейшая беззащитность личная и имущественная, кромешный адъ, изъ котораго бегутъ сами творцы и прислужники Февральской революцiи 1917г.
Какь сказано выше, впродолженiи истекшихъ 4-хъ летъ деятельность монархическихъ партiй находилась въ особенно тяжелыхъ условiяхъ и фактически почти отсутствовала, не только въ советской Россiи, но также въ местностяхъ, которыя временно освобождались отъ большевистской власти. Не смотря на это въ настоящее время число русскихъ людей убежденныхъ, что возрожденiе и процветанiе Россiи возможно лишь при условiи возстановленiя Монархiи, значительно больше, чемъ оно было накануне переворота. Неприменимость западныхь теорiй о демократическомъ государственномь строе къ русской действительности доказана самою жизнью. Вера въ спасительность пресловутой “четырехвостки” и Учредительнаго Собранiя утрачена не только въ широкихъ народныхъ массахъ, но даже многими бывшими руководителями политическихъ партiй, которые иногда въ откровенной беседе не отрицаютъ, что возрожденiе Россiи представляется имъ возможнымъ лишь при наличiи сильной власти и Монархическомъ образе правленiя. Это положенiе: возрожденiе Россiи возможно лишь при возстановленiи Монархiи — всегда оставалось для насъ монархистовъ, не изменившихъ своихъ убежденiй въ дни торжества нашихъ политическихъ противниковъ, несомненнымъ.
Отметивъ выше, какъ факть, естественное развитiе монархической идеи, совершенно независимо отъ какой либо агитацiи среди русскихъ людей, способныхъ разбираться въ вопросахъ о преимуществахь того или иного государственнаго строя, необходимо остановиться подробнее на политическихъ настроенiяхъ народныхъ массъ и въ связи съ этимъ выяснить, почему монархическая идея не пропагандировалась, или въ крайне малой степени, до сего времени даже въ техъ случаяхъ, когда это, казалось бы было вполне возможнымъ (в раiонахъ занятыхъ вооруженными силами на юге Россiи) и не наступилъ ли моментъ для ее открытаго провозглашенiя и более теснаго объединенiя ея сторонниковъ для организованной работы по подготовке ея окончательнаго торжества. Одна изъ причинъ отрицательнаго отношенiя къ открытой монархической пропаганде несомненно заключалась въ предположенiи, что подобная пропаганда встретила бы крайне враждебное отношение почти во всехъ слояхъ населенiя, въ частности среди крестьянства, составляющаго большинство и наиболее надежную опору для власти, и что потому всякое правительство, заявившее о своемъ намеренiи возстановить въ Россiи монархический строй, заранее обречено на паденiе. Возражая противъ правильности этого предположенiя следуетъ прежде всего указать, что февральскую революцiю 1917 года отнюдь нельзя считать за доказательство враждебнаго отношенiя всего русскаго народа, или его большинства, къ идее монархiи, точно также какъ октябрьскую за доказательство приверженности народа идее коммунизма и интернацiонала.
Февральская революцiя не есть борьба за идею; она есть стихiйный бунтъ обезумевшей черни, направленный противъ всякаго порядка, всякой власти, всякаго авторитета вообще.
Смешно говорить, что творцы и участники февральскаго переворота, совершали его во имя блага и спасенiя Родины: они делали его (быть можетъ за самыми редкими исключениями) ради своихъ мелкихъ личныхъ интересовъ, одни въ надежде, захвативъ въ свои руки власть, занять тепленькiя места, другiе, чтобы уклониться отъ военной службы, огромное большинство народныя массы просто въ расчете обогатиться на чужой счеть, безнаказанно пограбить, захватить чужую землю, чужое имущество.
И этотъ бунтъ, преступная сущность котораго, несомненно сознается въ глубине души и самимъ народомъ, политиканствующая часть русской интеллигенцiи, стремясь использовать его въ своихъ личныхь целяхъ, поспешила воспеть какь “Великую русскую революцiю”, какъ проявленiе величiя русскаго народнаго духа, доказательство духовной и политической зрелости народа, зарю новой светлой эры въ исторiи не только Россiи, но и всего человечества.
Однако не смотря на все потуги возвести ее на пьеддесталъ, февральская революцiя, какъ уже сказано, была и осталась дикимъ, нелепымъ, отвратительнымъ и духовно убогимъ бунтомъ толпы рабовъ. Ничего своего новаго, яркаго, она не принесла и не выдвинула. Избитыя западныя политическiя программы, затасканные красные флаги, исковерканная марсельеза, непонятныя для народа слова и лозунги въ роде “безъ аннексiи и контрибуцiй” — “самоопределенiе народовъ”, совдепревкомъ и т. п. деятели давно бывшiе на учете Департамента IIолицi и въ качестве политическихъ или уголовныхъ преступниковъ. Даже для инсценировки торжественных похоронъ жертв революцiи, таковыя пришлось позаимствовать изъ анатомическихъ театровъ Петрограда. Оплеванiе всего русскаго святаго, чистаго не только въ переносномъ, но даже въ буквальномъ смысле, ибо кто же не помнит, что въ теченiи весны и лета 1917 года всякiй “сознательный” русскiй пролетарiй считалъ почему то долгомъ своей революцiонной совести безпощадно “лущить подсолнухи”, шелухой которыхъ былъ заплеванъ весь Невскiй и другiя главныя улицы “революцiонной столицы”. Оборачиваясь назадъ нельзя не сказать, что событiя, разразившаiяся въ конце февраля и следующихъ месяцевъ 1917 года при всей ихъ преступности, гибельности, отвратительности, являются каррикатурой на “идейную народную революцiю” въ томъ виде, какъ ее рисовали когда то ея фанатическiе приверженцы и пророки, и могутъ служить неопровержимымъ доказательствомъ лишь полной политической и культурной незрелости русскихъ народныхъ массъ, а не стремленiя народа къ инымъ, более будто бы совершеннымъ, чемъ Монархiя формамъ государственнаго строя.
Вера, Царь и Отечество, уважение къ релгiи, преданность Монарху и любовь къ Родине — вотъ начала, которыми въ теченiи вековъ держалось Русское Государство, которыя всегда проповедывались действительными русскими патрiотами, во имя которыхъ шли на подвиги и умирали на поле чести тысячи доблестнейшихъ русскихъ людей; вотъ три святыни, благоговейно чтить которыя съ малыхъ летъ привыкли русскiе люди.
Съ паденiемъ Царя, съ оскверненiемъ одной изъ этихъ святынь, народъ въ революцiонномъ угаре отвернулся и отъ другихъ. Проявленiе уваженiя къ религiи, особенно къ православнной вере, выраженiе русскаго нацiональнаго чувства стало признакомъ т.н. “несознательности”, отсталости, реакцiонности.
Комитетъ Государственной Думы, министры Временнаго Правительства, какъ и прочiе деятели переворота — комиссары, совдепы и т.п. старательно подчеркиваютъ свою свободу отъ религiозныхъ и нацiональныхъ “предразсудковъ”.
Новая власть не признаетъ для себя возможнымъ обращаться къ Богу въ какихъ бы то ни было случаяхъ: представители власти не принимаютъ участiя въ религiозныхъ церемонiяхъ и обрядахъ. Русскiе нацiональные флаги убираются изъ оффицiальныхъ учрежденiй и уничтожаются или заменяются красными. Русскiй Государственный Гербъ старательно уничтожается и уродуется. Первое оффицiальное народное истинно-революцiонное торжество — пресловутыя гражданскiе похороны жертвъ революцiи -- совершаются безъ духовенства, причемъ представители новой власти вместе съ ихъ достойными “товарищами” членами совдепа, принимаютъ парадь, позорно склонивъ свои услужливыя головы передъ красной тряпкой.
Представители либеральныхъ партiй, точно приказчики на рынке, на перебой зазывають въ свои лавочки революцiонную публику, навязывая каждый свою “самую свободную” программу, обещая въ кредитъ золотыя горы и ничего не требуя кроме голоса на выборахъ въ безконечные комитеты.
А опьяненный проснувшимися низменными инстинктами и демагогическими речами, окончательно сбитый съ толку народъ идеть, не разбирая за темъ, кто больше обещаетъ, грабитъ помещичьи именiя, винные погреба, дворцы, казенные склады, захватываетъ все, что плохо лежитъ, бежить съ фронта, богоухольствуетъ, насильничаетъ и убиваетъ. И это безумiе продолжается до техъ поръ, пока, наконецъ, не истощаются жертвы для новыхъ грабежей и насилiй, необходимыхъ для поддержки революцiоннаго опьяненiя, пока подъ влiянiемъ болезней, голода и холода последнее не сменяется тяжелымъ состоянiемъ похмелья. Но къ этому моменту власть оказывается прочно захваченной кучкой ловкихъ авантюристовъ и маньяковъ, объявляющихъ дальнейшiй грабежъ и расхищенiе частнаго и государственнаго имущества привиллегiей участниковъ своей шайки, открыто смеющихся надъ февральскими демократическими принципами и свободами и, съ помощью наемныхъ интернацiональныхъ, iудейскихъ, китайскихь, латышскихъ и т.п. воинскихъ командъ, безпощадно карающихъ всякое сопротивленiе своимъ распоряжениямъ. Режимъ Временнаго Правительства, т.н. Керенщина, содействовалъ помутненiю народнаго сознанiя; большевистскiй режимъ, чуждый всякой сентиментальности, осуществлящiй свою власть съ безпощадной жестокостью, тамъ, где онъ продержался сравнительно долгое время, положиль начало народному отрезвленiю. Ни отъ одного изъ новыхъ правительствъ, сменившихъ Царскую власть, народъ не получнлъ техъ благь, которые они обещали, и онъ потому имъ больше не веритъ. Матерiальное благосостоянiе после переворота не улучшилось, но значительно ухудшилось, и съ каждымъ месяцемъ продолжаетъ падать.
Затянувшiйся бунтъ грозитъ довести до гибели самихъ его вершiтелей. Невозможность безграничнаго властвованiя большевиковъ представляется для народа несомненной — ихъ меропрiятiя, идущiя, разсудку вопреки, наперекоръ стихiямь, явно ведутъ не къ созиданiю, а къ дальнейшему разрушенiю последнихъ остатковъ государственнаго организма и, если большевистское владычество не будетъ насильственно свергнуто, то рано или поздно, неизбежно наступитъ моментъ, когда процессъ разложенiя достигнетъ своихъ естественныхъ крайнихъ пределовъ после чего последнiе обломки, когда то великаго Русскаго государственнаго корабля погрузятся въ волны анархiи и гибели. Другой возможный теоретическiй конецъ большевизма — это его насильственное сверженiе внешней вооруженной силой или возстанiемъ внутри, также не представляется чуждымъ народному сознанiю. Въ третiй выходъ изъ положенiя т.н. “эволюцiю” большевизма, постепенное превращенiе большевнковъ въ мирныхъ и закономерныхь правителей, народъ веритъ, можно полагать, такъ же мало, какъ въ возкожность превращенiя волка въ мирную сторожевую собаку. Для всякаго кто успелъ узнать “волчью натуру” большевизма, ясно, что они не будуть серьезно говорить о примиренiи пока не окажутся въ положенiи Крыловскаго “волка на псарне”, но тогда и очнувшiйся народъ, какъ въ басне, не станетъ “иначе съ нимъ делать мировой, какъ снявши шкуру съ нихъ долой”. Историческiе примеры показываютъ, какъ резко переходять мало культурныя массы отъ увлеченiя революцiонными теченiями къ самой крайней реакцiи и какъ жестоко мстятъ они своимъ развенчаннымъ вождямъ. И такъ несомненно въ народномъ сознанiи моментъ паденiя большевизма, более или менее ясно, но все же рисуется.
Спрашивается, что же должно паступить, чего ожидаетъ или желаеть народъ после этого! Подобно тому, какъ паденiе Монархiи понималось народомъ, какъ прекращенiе всякаго правового порядка, сверженiе революцiонной власти — большевиковъ, отождествляется въ его понятiи съ прекращенiем бунта, возвращенiемъ прежде всего къ тому нормальному жизненному укладу, который въ основныхъ чертахъ одинаково понимается всеми цивилизованными народами, не зараженными большевизмомъ, съ возстановленiемъ общечеловеческихь понятiй о добре и зле, о дозволенномъ и недозволенномь, нравственномъ и безнравственномъ. И действительно мы видели на практике, что въ местностяхъ, которые временно освобождались отъ большевиковъ, народная жизнь въ общемъ, сама собой, даже безъ какого либо давленiя возвращалась къ темъ формамъ, в которыхъ она протекала до революцiи. Тяготенiе народа къ прежнимъ идеаламъ наблюдается все более и более. Пробужденiе въ массахъ религiозныхъ и нацiональныхъ чувствъ не подлежить никакому сомненiю. Храмы переполнены молящимися, какъ никогда ранее: церковные обрядности исполняются, часто вопреки даже прямому воспрещенiю советской власти, вынужденной считаться съ разростающимся религiознымъ движенiемъ. Оскорбленное владычествомъ всесильныхъ комиссаровъ -iудеевъ, нацiональное чувство часто находитъ себе среди царящаго въ Россiи революцiоннаго хаоса выходъ въ еврейскихъ погромахъ, столь же стихiйныхъ и безпощадныхъ, какъ и вдохновленная ими же русская революцiя.
Вполне естественно, что народная мысль останавливается также и на вопросе о форме правленiя, которое должно наступить после освобожденiя Россiи отъ большевизма. Новыя формы, новые способы испробованы одинъ за другимъ въ перiодъ отъ паденiя Монархiи до большевизма. Чуждые русскому духу, условiямъ русской жизни, они быстро довели государство до края пропасти, не заслуживь ни симпатiй, ни доверiя, ни авторитета. Отсюда, казалось бы можно сделать выводъ, что самъ народъ не можетъ не понимать, что при старомъ Монархическомъ строе ему все же жилось во много разъ лучше, чемъ при режимахъ его сменившихъ, и что следовательно, этотъ строй и долженъ быть для него самымь желательнымъ.
Однако, осторожнее воздержаться отъ утвержденiя, что большая часть населенiя Россiя, если бы действительно могла свободно выразитъ свое мненiе по этому вопросу, высказалась бы безъ оговорокъ за Монархiю. Более зажиточные, более крепкiе, более нравственно устойчивые крестьяне действительно часто высказываютъ ту мысль, что подобно частному хозяйству, Россiя не можетъ процветать и существовать безъ “Хозяина земли Русской” т.е. Монарха. Но большая часть крестьянства хранить по этому вопросу молчанiе, и вотъ по какимъ причииамъ: еще за долго до переворота наши политическiе враги начали упорную агитацiю противъ монархическаго строя, не встречавшую, къ сожаленiю, соответствующей контръ-пропаганды, направленную къ дискредитированiю Монархической идеи вообще, не брезгуя никакими средствами, допуская передержки, извращая факты, используя всякiя ошибки власти и монархическихъ деятелей.
(Окончание на следующей стр.)
|
|
| |
|
